imja про Опасности слияния - по-моему, удивительно точный пост о бескомпромиссной, всепоглощающей любви, о попытке полностью слиться с партнером. Она сравнивает такое состояние с младенческим, а то, что происходит, если партнер позволяет себе наглость не играть, а уйти в другую комнату, например, "яростью младенца": "Его ярость - бесконечна. Если бы он мог, если бы он был достаточно силен - он бы дрался и бросался на взрослого так, что ему вряд ли показалось мало. Он кричит, машет руками, он хочет ударить. Он не способен переносить боль и неудобства."Когда моя интеракция с роковым мужчиной шла на последний виток, я чувствовала себя именно так: как будто я вернулась во времена своей работы нянечкой, и со мной рядом один из моих маленьких подопечных, но неожиданно сильный и опасный. Когда трехлетний ребенок, обидевшись на вас во время прогулки, останавливается и с вызовом остается стоять на тротуаре, не следуя за вами - это воспитательная ситуация. А если тридцатилетний мужчина? А если он, когда вы продолжаете идти, догоняет вас, хватает за рукав, и тянет обратно? Или заходит вперед и загораживает дорогу? Или, допустим, когда вы не хотите ссориться, а хотите спать, он заходит в комнату, стягивает с вас одеяло, и быстро выходит? И так три раза подряд?
Пост
imja, мне кажется, очень четко указывает на опасность, который кроется в таком инфантильном стремлении к слиянию - потому что, как она пишет, во взрослой жизни такое слияние в принципе невозможно - партнер уходит на работу или просто хочет побыть один. И тогда младенец приходит в ярость - ярость, которая, по его мнению, полностью оправдана, так как партнер предал их любовь, причинил боль своей бесчувственностью. И тут уж спасайся, кто может - слава богу, если обойдется стягиванием одеяла, а не сотрясением мозга.Поэтому таким мертвенным холодом веет от конца "Короля Лира", когда Лир по-детски радуется тому, что его с Корделией уводят в тюрьму. Заметим, что Корделия такой перспективе вовсе не рада, и была бы не против аудиенции с сестрами. Но Лир горячо возражает:
"Нет, нет, нет, нет! Пойдем с тобой в тюрьму.
Там будем петь вдвоем, как птицы в клетке.
Попросишь у меня благословенья -
Молить прощенья на коленях стану.
Так будем жить, молиться, песни петь
И сказки говорить; смеяться, глядя
На ярких мотыльков; и у бродяг
Разузнавать о новостях придворных -
Кто в милости, кто нет, что с кем случилось;
Судить о тайной сущности вещей,
Как божьи соглядатаи..."
Когда Эдмунд приказывает их увести, Лир радуется еще больше:
"Корделия, подобным жертвам боги
Возносят сами фимиам. Мы вместе!
Чтоб разлучить нас, им пришлось бы с неба
Пылающую головню достать
И, как лисиц, нас выкурить."
Тут, как мне показалось, Пастернак был немного в замешательстве, потому что на самом деле Лир говорит вовсе не благостное "мы вместе!", а "Have I caught thee?", которое может читаться очень по-разному. Английский сайт с объяснялками для студентов пишет постно: "Have I hugged you yet?" (Обнял ли я тебя?) - и в самом деле, можно интерпретировать и так (принял ли я тебя в объятья?). А можно прочитать без ухищрений: "Поймал ли я тебя?"
В самом деле, ведь этого Лир хотел с самого начала - поймать Корделию, сделать ее своей собственной девочкой, и поэтому он так злится, когда она, в первой сцене, справедливо указывает, что, выйдя замуж, будет любить мужа больше. И вот, в конце, Лир выиграл - путем слабости, инфантильности, безумия, бешеной ярости - он выиграл: пусть Корделия замужем за королем Франции, но принадлежит она папе. У них теперь будет вечный рай на двоих, где они будут бесконечно играть и рассказывать сказки.
И, в общем-то, тут понимаешь, что живой Корделии от папы уже не уйти. Так и получается: Лир, в страшном горе, выносит нам тело дочери, залюбленной до смерти. Да, Корделию повесил солдат, но если бы он этого не сделал, то сказка сломалась бы - дочка ушла бы жить к мужу без всякой пылающей головни с неба. Поэтому Лир убил солдата не до, а после того, как тот повесил его бедную дурочку.
